Халил-эфенди сидел на полу в комнате без окон и вытяжки и курил кальян. Вместо табака в колбе тлела особая смесь из высушенных докладов ООН и распечаток с западных новостных порталов. Дым был густой и тягучий, пахнущий жжёным прагматизмом и сладковатым привкусом двойных стандартов.
Перед ним на ковре лежал Халед-ага, уставившись в потолок, где единственная лампочка время от времени мигала суннитским ритмом с пугающими вспышками сионизма.
— Они опять прислали резюме, Халед-ага, — сказал Халил-эфенди, выпуская дымовое кольцо, принявшее форму евро. — Из города, который называется как болезнь кишечника — Миннеаполис. Человек по имени Логан предлагает провести для нашего движения воркшоп по ненасильственной коммуникации.
Халед-ага не шевельнулся. Он учился в Москве и знал кое-что о вечной мерзлоте — не только сибирской, но и той, что сковала умы вождей мирового либерализма. Он понимал, что самое прочное государство строится не на песке и не на скале, а на крови чужих и костях своих.
— Что он предлагает? — спросил Халед-ага голосом, похожим на скрип несмазанной двери в заброшенном бункере.
— Он пишет, — Халил-эфенди щурился, разбирая почерк, — что наши ракеты — это критическая теория, воплощённая в металле. А наши туннели — это, видишь ли, метафора подпольных потоков сознания, которые рано или поздно подорвут фундамент колониализма.
— То есть он предлагает нам продолжать стрелять? — уточнил Халед-ага.
— Нет. Он предлагает нам осознанно продолжать стрелять. Вести дневник ощущений перед запуском. Делиться ими в его телеграм-канале. Он называет это «посттравматический рост», — объяснил Халил-эфенди.
Халед-ага медленно перевернулся на бок. Его лицо было похоже на старую карту Европы, где вместо стран были обозначены зоны поражения.
— А деньги он даёт?
— Даёт. Но не нам. Он переводит их в фонд помощи голодающим детям Газы на Кипре. Им управляет его друг, анонимный банкир, который переосмыслил свой жизненный путь после того, как прочёл книжку Наоми Кляйн «No Logo».
— Еврейка? — поморщился Халед-ага.
— Это полезная еврейка, с ней мы разберёмся в конце времён. Предложим выбор — шариат или групповое изнасилование. Думаю, она сделает правильный выбор. Лучше стать третьей женой шахида, чем умереть как наложница левита в Гиве.
— И что банкир делает с деньгами?
— Покупает для нас оружие через цепочку подставных фирм в Восточной Европе. Получается краудфандинг. Логан думает, что финансирует школу для слепых девочек. А на самом деле он финансирует производство «Кассамов». Но поскольку он сам слеп, то верит, что финансирует школу, его совесть чиста. Это и есть главное оружие. Не «Кассам». А чистая совесть левого либерала. Она пробивает любую броню.
Халил-эфенди глубоко затянулся и продолжил:
— Ты знаешь, дорогой Халед-ага, наш отдел пиара не напрягается. Раньше мы сами должны были кричать на всех углах, что мы «борцы за свободу». А теперь за нас это делают с умным видом на CNN, BBC и в «Вашингтон Пост». Израиль тратит миллионы на технологии ПРО «Железный купол», а мы нашли технологию прорыва в умах — «Либеральный зонтик».
Они помолчали. Лампочка на потолке мигнула ещё раз, и на мгновение им показалось, что они видят своё отражение в потолке — как будто комната находится в гигантском калейдоскопе, и их тут тысячи, и все они курят один и тот же кальян в закрытом помещении и читают одни и те же резюме желающих продолжить дело сына Алоиса Шикльгрубера.
— Ты помнишь, Халил-эфенди, того сумасшедшего муллу из Хан-Юниса? — вдруг спросил Халед-ага. — Священник говорил, что мир — это сон Аллаха, а мы — всего лишь буквы в Коране, которые Он читает, чтобы не было Ему скучно.
— Помню.
— Так вот эти люди из Миннеаполиса… они думают, что они читатели. Но на самом деле они — просто знаки препинания в том самом сне. Восклицательные знаки. Иногда — многоточия, но никогда — вопросительные.
Халил-эфенди снова затянулся. Дым теперь пах жжёным попкорном и страхом перед необходимостью выбрать гендерно-нейтральное название для новой мины.
— Они нам нужны, эти восклицательные знаки, Халед-ага. Без них наша речь была бы плоской и невыразительной. Они ставят акценты там, где нам нужно. Они кричат о наших страданиях, пока мы молча перезаряжаем РПГ.
В дверь постучали. Вошёл молодой человек в очках виртуальной реальности.
— Эфенди, — сказал он, не снимая очков. — Пришёл запрос. Девушка из Берлина предлагает организовать флешмоб в тик-токе. Хештег «СолидарностьСопротивление». Участники будут танцевать танец, символизирующий падение стены. Но не берлинской. А той, что вы сломали в Газе 7/10.
— Что она хочет взамен? — спросил Халил.
— Ничего. Только чтобы мы предоставили видео с разрушенными домами для бэкграунда. Желательно, чтобы в кадр попали дети. Для этого их не надо убивать. Мёртвые — это слишком триггерно. Просто грустные.
— Дай ей архивные кадры, — вздохнул Халед-ага. — Те, что от 2014 года. И скажи, что это вчерашние.
Юноша кивнул и вышел из прокуренной комнаты, двигаясь как сомнамбула.
— Ты понял, Халил? — тихо сказал Халед-ага, снова глядя в потолок. — Мы для них — всего лишь контент. Оружие — это просто продвинутый реквизит. Смерть — это просто неудачный ракурс. А настоящая война идёт не здесь. Она идёт в их социальных сетях и новостных каналах. И они воюют в ней за нас. За нашу идею. Сами того не зная.
— Они знают, Халед-ага, — поправил его Халил-эфенди. — Они просто называют это иначе. Они называют это «борьбой за справедливость». А как назовёшь — так оно и будет. Для них. Они производят контент, рождающий гнев, производящий донаты, на которые мы не только живём, но и убиваем, а они получают свой процент.
— Пока ты, достопочтенный Халил-эфенди, размышляешь о высших материях, которые мне недоступны, я отдал приказ провести теракт… нет, «акт сопротивления» или, как ты говоришь: «травмо-информированный вызов доминирующей парадигме израильской безопасности». В самом чувствительном месте. Как думаешь, Тель-Авив или Иерусалим?
— Сначала Аль-Кудс, а там как пойдёт. И обязательно берём ответственность на себя. Пока мы убиваем, мы живём. А пока живём, будем убивать.
Лампочка на потолке, не выдержав миганий, перегорела. В полной темноте было слышно, как Халил-эфенди закуривает новую порцию докладов ООН. Его лицо на секунду осветилось зажигалкой с логотипом CNN — подарком одного из их самых преданных западных союзников.
