В Хайфе ждут дождь. Это не просто прогноз синоптиков, а почти осязаемое чувство, которое витает в знойном воздухе над Кармелем. Город, взбирающийся по склонам к небу и спускающийся к синему подножию моря, замер в ожидании.
В Эрец-Исраэль, согласно Библии, три сезона: весна, лето и… внезапная зима, которая не зависит от названия месяца в календаре.
Последние дни лета выжали из пейзажа все краски, выцвела лазурь неба до белесой дымки. Море у порта застыло неподвижным, тяжелым зеркалом, и даже кипарисы, эти строгие городские стражи, стоят, не шелохнувшись, в густом мареве.
Воздух становится густым и сладковатым, пахнет нагретой смолой, пылью и далеким, обещающим озоном. В эту пору город кажется застывшим в янтаре. Улицы Верхнего города постепенно пустеют, лишь изредка проносится машина, поднимая вязкую волну зноя. В Нижнем городе, у порта, тяжелый воздух смешивается с запахами соли, металла и специй, создавая душную, почти осязаемую пелену. Все ждут. Ждут, когда треснет эта натянутая шелковая ткань удушья.
И это ожидание — не о страхе. Оно — о надежде. О предвкушении того, как хлынет с небес не просто вода, а очищение. Как смоет эта небесная метла пыль с листьев оливковых деревьев в Немецкой слободе, с кружевных оград старого Адар-ха-Кармеля, с мраморных ступеней Бахайских садов. Как наполнит пересохшие русла ручьев гулким, торжествующим ревом.
И вот наступает этот миг. С запада, со стороны моря, выползает сизо-лиловая стена. Она беззвучна и величественна, она поглощает горизонт, и свет медленно угасает, будто кто-то небесный поворачивает диммер. Наступает та самая торжественная тишина перед началом симфонии. Птицы умолкают. Город замирает, подставляя лицо первому порыву ветра — тому самому, свежему.
Первый сильный порыв ветра — это вестник иной стихии. Он врывается в раскрытые окна, швыряет сложенные стопкой на столе бумаги, сердито шелестит сухими пальмовыми листьями. А потом грянет гром — не пугающе, а властно, как удар в гигантский барабан, возвещающий о начале действа.
И хлынет вода. Сначала редкие, тяжелые капли, оставляющие на пыли пятна, как следы гигантских слез. А потом — стеной, сплошной, гудящий ливень, за которым не видно соседнего дома. Вода бурлит в водостоках, сбегает по лестницам-улицам водопадами, превращает асфальт в бурные реки. Хайфа, всегда разная и многоуровневая, на мгновение становится единым организмом, пронизанным жилами струящихся потоков.
А после, когда небесные шлюзы закроются, произойдет самое главное. Воздух, тот самый, что еще час назад был густым и душным, станет кристально чистым, прохладным, пьянящим. Он будет пахнуть мокрым камнем, влажной землей, хвоей и свежестью — той самой, что сметает все старое, наносное.
Город вздохнет полной грудью. Засверкают на солнце вымытые крыши машин, вспыхнет изумрудной зеленью трава, а над заливом появится радуга, словно мост в новое, обновленное время. В этом и есть чудо хайфского ливня — он не просто приносит воду. Он приносит свежий ветер перемен, обещая, что после любой жары и засухи обязательно наступит долгожданная прохлада.
Сайт Рами Юдовина 