Особенности национальной рыбалки
Сколько той жизни… у рыбы, подумал я, и пошел на рыбалку.
Поклевывало, и заодно вечерело, однако жаркое июньское солнце даже после 18+ способствует загару. Снял майку, остался в своей естественной одежде, которая защищает грудь от солнечных ожогов.
А я как-бы, несмотря, на столько не живут с хвостиком, худо-бедно, но фасон держу.
Высматриваю рыбу, но замечаю, что меня высматривает какая-то женщинка. Бросил внимательного косаря в её сторону, впечатляет.
Обесцвеченные волосы играют на солнце как снег в солнечную погоду. Ноги, извините, что сразу не с них начал, длинной с пожарную лестницу. Грудь… и даже больше.
Смотрит внимательно, меняя сексуальные позы, то волосы распустит, то ножку вытянет, а то вообще прогнется. И так у нее ладно выходит, почти как у кошки на травке, ну разве что коготки не выпускает, хотя уверен, они у нее есть.
Потянуло… на дно… подсёк, упирается, подвожу к камням и медленно вытаскиваю.
— Can I look the fish? — спрашивает туристка с московским акцентом.
— Конечно, смотрите, только не трогайте, плавники острые и ядовитые.
— Ой! — обрадовалась женщина. — Вы русский!
— Типичный сибиряк! — подмигиваю дамочке.
— Заметно! — смеется.
— Как вам Израиль? — спрашиваю и заодно нанизываю мякиш на крючок.
— Чудесная страна, — заглядывает в мешок с рыбой. Я смущенно отворачиваюсь от ее четвертого размера. Замечает, широко улыбается, обнажая статусные, неестественно белые зубы. — Вы давно в Израиле? — похоже ее тянет… поговорить.
— Достаточно, чтобы привыкнуть. Простите, вы ведь замужем?
— Да…, — настораживается. — Но вы не бойтесь, муж уехал в Беэр-Шеву к родственникам. Я остановилась в этом отеле (показывает на прибрежную гостиницу). Такой вид… Могу показать…
Подкатил предательский жар, коленки задрожали, сердце пустилось галопом в предвкушении шикарного вида.
— Извините… Клюет…
— Клюет… — с изумлением протянула она. Пробормотала что-то, вскочила и ловко, как козочка, прыгая с камня на камень, умчалась прочь.
Солнце уходило за горизонт. Разочарованное сердце возвращалось к обычному ритму. Мне было обидно, нет, не за себя, а за мужа, который уехал в Беэр-Шеву.
«Сижу я молча у окна
И снова вижу, как восходит
И обнажает грудь луна
Над крышей дома, что напротив…
Пусть моё тело на земле,
Но разум в облаках летает,
Куда я выйду и пойду во мгле,
Никто, увы, не знает….
Темнеет розовый закат,
Меняет улица одежды,
И кто пройдётся до конца,
Заплачет от большой надежды…»
Сайт Рами Юдовина 