Поздний вечер 4 ноября 1995 года. На обледенелых ступенях подскользнулась Авива, я прыгнул вперед и успел её подхватить, но не удержался, и мы вместе грохнулись, она мягко, я хуже, но голову сберег, может еще пригодится.
— Ничего, что ты сверху? — спросил я на иврите.
— Ничего. Пикуах нефеш (ради спасения жизни), — поднимаясь, ответила девушка из Бней-Акива (молодежное религиозное движение), протянула мне руку.
— Ты испугалась?
— Не испугалась, но мне страшно, — Авива виновато пожала плечами. — Убили главу правительства.
— Не может быть! Враги? Террористы? — я не чувствовал скорби и не понимал масштабов трагедии. Убили незнакомого человека пока еще в чужой стране.
— Нет. Свои. Я хорошо знаю предполагаемого убийцу. Мы вместе работали. Не могу поверить, что наш Игаль убил Рабина. Зачем? Зачем? — она села на ступеньки и беззвучно заплакала.
— Я слышал, Рабин хотел отдать территории, говорят, он предатель.
Авива с удивлением посмотрела на меня.
— Он хотел мира, только не знал как его достичь.
— Разве мир возможен?
— Теперь уже нет…
«Беда, — подумал я. — Хорошо, что Израиль не СССР, охоты на ведьм не будет. Хотя, кто знает, кто знает. Может не стоит ехать в страну, в которой свои убивают своих? А здесь что? Разве лучше?»
Огляделся вокруг.
«Моё утро тревожно дышит,
Моё небо покрылось грязью,
Моё солнце сидит на крыше
И плюётся дешёвым счастьем.
В равнодушные лица прохожих
Со следами вчерашней пьянки
И сжимая в кармане ножик,
Серый мальчик пинает банку.
А ворота покрыты льдом,
Как осколками белой смерти,
Мастера покидают дом,
Где в подвале танцуют черти,
Где остались пустые бутылки,
Отражения на дне стакана
Поражения и поминки
И насмешливый взгляд с экрана …»
Люди везде одинаковы, только одних портит квартирный вопрос, а таких, как Авива, нет.
Надо ехать, надо!