Утверждают, что Мертвое море — хорошее море! Хотя, для кого как.
С одной стороны, в нём такая плотность, что утонуть почти невозможно. Может быть, поэтому там чувствуешь себя полным овном (если что, я родился в апреле), нормально плавать не можешь, да что плавать, перевернуться со спины на живот не получается, болтаешься словно… ну, вы знаете.
Хорошо филиппинцам, им что Мертвое море, что Живое — без разницы. Женщины пробуют воду на вкус, одобрительно кивают. Невысокого роста парнишка, похожий на Маугли из советского мультика, решил рыбок поискать, нырнул. Не только не нашел рыбок, но и глаза свои потерял. Он визжит, его друзья радуются. Эти филиппинцы от всего смеются, словно дети. Может, так и надо? Пришлось пожертвовать для ныряльщика своей минеральной водой. Теперь и этот смеётся — глаза нашлись. Влюблённый тихоокеанский молодой человек устроил своей невесте свадебный круиз, схватил девушку за длинные волосы и айда катать её по глади морской. Такого обхождения с девушками я ещё не видел, радовались все, вот только израильские мужи завистливо смотрели; очевидно, от одной только мысли попробовать вот так со своими жёнами им делалось дурно, от страха, естественно.
Наши люди тоже не отставали, маленькая девочка спросила свою мамашу: «Зачем здесь такая вода?»
Мамуля не растерялась, ответила: «Чтобы яйца солить» и почему-то посмотрела на меня. Ну да, что-то в этом есть.
Наши бабки тоже хорошие. Они ничем не хуже российских, те ни с того ни с сего набросились на сахар, а наши, — уже наши, на мужика, ну, не первой свежести, конечно, но вполне боевого, лет 70-ти не больше, который по русски знает несколько слов: «хочечь», «секс», «да», «нет». В принципе, ему для общения с русскоязычными женщинами этого нехитрого лексикона хватает. Бабки его трогали, громко говорили по-русски, ну чтобы понимал их. Я им не преминул дать дельный совет — говорить громко не обязательно, главное — медленно.
А ещё я застал любовную сцену двоих безразмерных и прекрасных людей, кстати, тоже наших. Они слились друг с другом в долгом поцелуе, соединились в одно целое, образовав айсберг, сбивающий на своем пути всё и всех, кружа вокруг собственной оси. Плечо женщины подрагивало, мужчина улыбался, словно дельфин, а потом закатив глазки чуть обмяк, но при этом продолжал улыбаться уже не как дельфин, а как чеширский кот. Русалка же поплыла спиной к берегу, делая загадочные знаки своему застывшему, словно жена Лота, мужу.
В это время израильский папа терпеливо объяснял своим непоседливым деткам, что «это море не такое, как другое море, брызгаться в нем нельзя, бултыхаться тоже». Малыши слушали, но как только папаша отвернулся, засмотревшись на какую-то мамашу, из попы которой ее дочка вытаскивала застрявшую юбочку, бросились в воду; заорали, заплакали, слава Богу пересоленная вода попала не в глазки, а только в ссадины, которые мелкие непоседы успели где-то заработать. На их крик неизвестно откуда прибежала мамаша, сперва наорала на бесполезного супруга, потом на деток, оказав на них своим криком терапевтический эффект, подхватила всех трех, включая мужа, в охапку и потащила под душ с пресной водой.
Дед лет восьмидесяти объяснял внуку лет семи: «Постой ещё немножко, очень полезно для кожи, а от артрита и остеопороза — первое средство». Мальчик немного удивленно смотрел на дедулю, но кивал и мужественно переносил лекцию, которая пригодится ему, в лучшем случае, лет через 60.
На Мёртвом море, по определению, жизни нет, но выжили все, а я научился в нем не только плавать, но и ходить.
Так что теперь стоит рвануть с таким опытом на Кинерет, — может получится и там походить, говорят, прецеденты были.
Сайт Рами Юдовина 