Тощий реб Хаимка сидел на голой промозглой земле и смотрел воспалёнными, подслеповатыми глазами в мрачное, осеннее польское небо.
— Вус эрт зих(1), «мусульманин»(2)? – спросил точно такой же доходяга в полосатой робе и деревянных колодках на босу ногу.
— Ганц гут(3), — ответил высохший еврей, по виду дошедший до крайней степени истощения.
— Ганц гут, – усмехнулся Моткеле. – Мишу́гине(4). Высмотрел своего Го́теню(5)? Когда Он прилетит нас спасти?
— Он пришлёт своих мало́хим(6). Они прилетят на железных птицах, на крыльях которых звёзды Давида. Я их видел парящими над крышами бараков, над крематорием.
— Мишугине коп(7)! – рассердился Моткеле. – Почему шапку не снял перед охранником? Ты хоть и безумный, но аид(8). Больно было смотреть, как тебя лупцевали плётками. Как ты теперь на своём ту́хесе(9) сидишь?
— Э… Пустое это, Моткеле…
— Не называй меня так! – запротестовал узник Освенцима, бегло и испуганно вертя головой. — Забыл, что у нас теперь нет имён, а только номера.
— Я своё имя не забыл. И Бога своего тоже помню.
— Ну и где Он? Где? Видишь — черные столбы дыма? Мы в аду! Неужели ты этого ещё не понял, упрямый еврей? Мы все идём в геенну огненную, — прошептал А-10268.
— Мы – избранные! Жертва благоуханная, приятная Богу, — не согласился Хаимка.
— От тебя керосином пахнет и дерьмом, а не елеем. Тоже мне благоухание, — засмеялся еврей осколками зубов; золотые коронки, которыми он так гордился, вырвали почти сразу по прибытию, а предварительно гордость его выбили десятками ударов дубинок и сапог. – Ответь мне, ребе, за что нас судит твой Бог? Неужели твой Бог злой? А если так, почему ты, дурья башка, молишься Ему, даже постишься в Йом-Киппур. Люди здесь от голода мрут, а он постится. За что Он нас судит?
— Он не нас судит, а мир через нас. Ангел смерти поспорил с Богом, вступятся ли гои за народ Его. Не побоятся ли Сатана? Готовы ли жизнью рискнуть, чтобы спасти евреев?
— Кранты миру, — развеселился Моткеле.
— Не знаю, может, десяток праведников и наберётся на каждый город, — закрыл глаза Хаимка.
— Десять праведников на миллион злодеев? Нет, ребе, говорю тебе, кранты этому миру. Но ему повезло, что Бога нет. Был бы, не допустил этого форменного свинства.
— Если нет Бога – нет и еврея, упрямый аид! А ты — есть, и народ наш есть. И никто его не уничтожит! – разгневался с виду покорный Хаимка. Откуда только силы у него взялись на гнев.
Звук колокола заставил их вздрогнуть.
— Пошли на построение! Только не вздумай падать! Слышишь, не вздумай падать, гордый еврей! А то вылетишь в трубу!
Через трое суток, уже совсем больного Хаимку повели самой страшной дорогой, тропой ужаса. Он подбадривал евреев словами из псалмов: «Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем, язвы, ходящей во мраке, заразы, опустошающей в полдень. Падут подле тебя тысяча и десять тысяч одесную тебя; но к тебе не приблизится: только смотреть будешь очами твоими и видеть возмездие нечестивым».
Хаимка смотрел в небо, он искал железных птиц с шестиконечными звёздами на крыльях. Но никого не было. Может, нелётная погода?
«Я видел их, видел! Готеню…».
Хаимка упрямо остановился у порога, но нажали, толкнули…
Старый еврей открыл почтовый ящик, достал газету. На первой полосе сообщали о трёх израильских самолётах, пролетевших на низкой высоте над кирпичными воротами Освенцима, над железнодорожными путями, с которых сходили узники, над рампой, местом селекции, над длинными бараками и над крематорием, через трубу которого ушёл его друг Хаимка.
«А ведь он всё верно увидел. Жаль, что ангелы опоздали на каких-то 60 лет», — вздохнул Моткеле и почесал руку с выцветшим номером А-10268.
*****
1 Вус эрт зих? (как дела?)
2 Мусульманин (лагерное прозвище крайне истощённых узников)
3 Ганц гут (неплохо)
4 Мишугине (безумный)
5 Готеню (Боженька)
6 Малохим (ангелы)
7 Мишугине коп (безумная голова)
8 Аид (еврей)
9 Тухес (задница)
Сайт Рами Юдовина 